Православный интернет-портал «Древо крестное»

Глава 2. Опыт этико-сотериологического раскрытия сущности христианского аскетизма

Православное учение о спасении основывается на Божественном Откровении, которое предлагает человеку аскетический путь к достижению вечной жизни в Боге.

Бог сотворил человека по образу Своему и по подобию (Быт. 1, 26). Следовательно, человек сроден Богу, то есть является существом богоподобным. Образ Божий есть то неизменное идеальное начало души, которое делает человека Человеком. Но при грехопадении человек потерял подобие Божие, которое есть "возможность бесконечного раскрытия образа Божия в реальном обнаружении" (38. 532). Поэтому нравственное совершенствование посредством аскетического подвига является неизбежным фактором в деле спасения.

Понятия "спасение" и "вечная жизнь" употребляются в Евангелии как синонимы, теснейшим, внутренним образом связанные между собой (Ин. 10, 9-10). Спасение означает в христианстве исцеление от греха и через это - дарование возможности и способности к вечной жизни.

Человек как венец всего сотворенного, микрокосм, носящий в себе образ и подобие Божие (Быт. 1, 26), призван к жизни наиболее полной и совершенной, к жизни Божественной. Он призван развивать и совершенствовать сообщенный ему задаток, полученный им залог истины, блаженной жизни. По идее богоподобия, человек есть существо субстанционально-религиозное, и потому нормальная жизнь его возможна не иначе, как в общении с Богом (10. 14).

По христианскому учению, Бог возлюбил человека прежде его создания, и именно ответная любовь со стороны человека поставляет последнего в наиболее тесное общение с Богом. Так как полнота всякого совершенства заключена в Боге, то человек, естественно, не может привнести в этот союз от себя ничего, никакого нового содержания. Однако человек сознательно и добровольно нарушил союз любви с Богом и, отказавшись от общения с Ним, но не будучи в состоянии, не имея никакой реальной возможности отказаться вместе с тем от абсолютного характера своих духовных потребностей, оказался в безысходном положении и самом жалком противоречии с самим собой. Он стал носить в себе внутреннее раздвоение, вступив в сферу антиномии мысли и жизни.

Вместо истинной жизни, к которой человек предназначен, для него началась жизнь нездоровая, ложная, ведущая с необходимостью закона к смерти - и физической, и духовной, - к вечной неудовлетворенности и страданиям (Рим. 6, 23) (34. 340).

Природа наша повредилась через падение в грех, совершенный первыми людьми. Христианство осуществляет восстановление нашей природы в нормальное состояние через искупительный подвиг Христа. Таким образом человек снова получает возможность истинной жизни (Ин. 10, 9) и способность к ней путем сознательно-свободного уподобления Христу и усвоение плодов Его подвига (Ин. 1, 3).

Учение об искуплении человека и о его будущем воскресении для вечной жизни в состоянии небесного прославления представляет собой одну из самых характерных специфических особенностей христианской религии (2Пет. 3, 13) (40. 203). Идея исследования Христу (Ин. 12, 26) указывает на аскетический характер нравственного богоуподобления, выдвигая прежде всего элемент активности, подвига, борьбы, посредством которых достигается истинное богоподобие (10.68-69).

Истинно христианская жизнь может быть названа богочеловеческой жизнью именно потому, что в основе ее в качестве главного принципа лежит синергизм Божественной благодати и человеческой свободы (Рим. 8,28) (35. 173). "Подвиг христианской жизни, - пишет проф. В. Несмелов, - при всей своей несомненной тяжести для немощного человека, не может, однако, быть непосильным для христианина, потому что дело спасения человека не только его личное дело, но вместе с тем оно и Божие дело, и оно одновременно совершается как личными силами ищущего спасения человека, так и Божественною силою Спасителя мира - Христа" (19. 416).

Спасение христианина немыслимо без Церкви, без ее спасающей среды, потому что все условия и средства для воссоздания человеческой личности даны в благодатной жизни Церкви, являющейся мистическим телом Христовым, глава которого - Сам Христос.

Жизнь вечная начинается и поддерживается в христианине таинствами Церкви. Основополагающим началом жизни христианина на земле является таинство крещения. В нем в момент сочетания Божественной благодати с человеческой свободой, которая называется обращением, христианин получает незыблемую основу для духовного возрождения и дальнейшего совершенствования и развития (2Кор. 1, 22) (10. 98).

Движущей силой этого внутреннего переворота в деле религиозно-нравственного воссоздания человека является вера. "Без веры угодить Богу невозможно ", - говорит апостол Павел (Евр. 11,6). Он формулирует главные принципы спасающей веры, определяя сущность своих отношений ко Христу: "Все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобресть Христа и найтись в Нем не со своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая через веру во Христа, с праведностью от Бога по вере; чтобы познать Его, ... сообразуясь смерти Его" (Флп. 3, 8-10). В вере наличествуют два момента: отрицательный, когда человек отрицается от самостного эгоистического "я"; и положительный, где он свою волю полагает в подчинение воле Божией (Флп. 2, 21), а это значит, что живет верой в Сына Божия (Гал. 3, 22-27).

Вся жизнедеятельность христианина есть выражение его веры в правду Христову, то есть в смерть и воскресение Господа как в центральный акт в деле оправдания человека. Таким образом, вера служит тем основанием, на котором действием Божественной благодати и свободным согласием человеческой воли строится здание духовной жизни человека.

Из веры с необходимостью вытекает любовь ко Христу (1Кор. 13, 2-10). Эта истина проходит через все содержание Священного Писания и христианского богословия. На вопрос иудейского книжника, какая важнейшая заповедь в законе, Христос Спаситель ответил: "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки" (Мф. 22, 37-40).

Истинная любовь - самое глубокое внутреннее религиозно-нравственное чувство человека, которое при правильном развитии охватывает все существо человека и всецело перерождает его по началам жизни Божественной, Христовой. Любовь является началом богоподобия и необходимым средством действительного богообщения. Без нее немыслимо никакое нравственное совершенство.

Если вера проявляется в любви к Богу и ближним как в необходимом требовании евангельского закона, то вера, в свою очередь, совершенствуется через покаяние (Еф. 5, 1-21), то есть через непосредственное обращение человека ко Христу. Именно с покаяния начинается христианская религиозно-нравственная жизнь подвижника. Оно является основным актом нравственного воссоздания человека, необходимой переходной ступенью из состояния невозрожденности и греховности к жизни нравственной и богоподобной. И в этом отношении покаяние становится основополагающим аскетическим принципом. "Покаяние есть примирение с Господом через совершение благих дел, противных прежним грехам", - поучает святой Иоанн Лествичник. Русское слово "покаяние" соответствует греческому μετάνοια, что значит "изменение". В святоотеческой письменности это слово понимается в отрицательном плане как воздержание от зла и греха и в положительном - как делание добра (6. 495). Покаяние есть первое и необходимое условие реального усвоения Царства Божия - вот центральный пункт и основное содержание проповеди Христа (Мф. 4, 17). Сущность нравственного переворота в покаянии состоит в перестановке жизненного центра тяжести с себя на Бога и ближних, с отрицательной же стороны - в отречении от своей воли. В подвиге покаяния на место эгоизма поставляются любовь и воля Божия. Этот процесс постепенного уничтожения греха - эгоизма, непрерывного вытеснения его из природы человека путем приспособления всех сил христианина к служению по новому принципу жизни называется освящением (10.19-20). Вера и покаяние взаимно дополняют друг друга. Отсюда сущность спасающей веры состоит во всецелой преданности человека Спасителю, в свободном направлении всех сил ко Христу для восприятия Его правды, "во всецелой решимости жить отныне не по началам эгоистического самоугодия, а по Христу, по Его святой воле" (10. 102).

Главным условием в деле нравственного возрождения человека является решимость. Возрождаясь духовно в крещении, христианин умирает для греха и воскресает для правды и святости; сораспинаясь Христу, он тем самым участвует в смерти Христовой (5. 485-486). Облекаясь во Христа, человек получает свободу от греха: христианская свобода есть свойство и принадлежность благодатной, духовной жизни. Жизнь по духу - это восстание против плоти, которая заявляет о себе в "страстях и похотях" (Гал. 5, 24). Поэтому вся духовная жизнь христианина должна слагаться из постоянной борьбы с греховным началом, наличествующим в природе человека. Подвиг борьбы с грехом, со страстями требует от человека высшего напряжения сил. Победа над грехом не дается даром, это подвиг даже "до крови" (Евр. 12, 14).

Усвоение человеком спасения, объективно совершаемого Христом, происходит путем борьбы с враждебными силами царства тьмы и греха (Ин. 12, 31), которые стремятся заглушить в душе человека залог вечной жизни (Мф. 13, 20-22), приобретенный христианином в таинстве крещения, и подавить его стремление к вечному спасению. Таким образом, оправдание аскетизма исходит из понимания самой сущности христианского возрождения.

Святость, богоподобие, достигаемые человеком в общении со Христом еще здесь, на земле, будут основным содержанием его жизни и за гробом, обуславливая возможность и действительность непосредственного общения с Богом, как источником высшего блаженства, духовной, чистейшей нескончаемой радости (10. 135). Поэтому главное в деле спасения - внутреннее совершенство христианина, которое называется у аскетов "чистотою сердца".

По святоотеческому учению, сердце является "центром жизни" как физической, так и духовной. Оно лежит глубже других деятельных сил (ума и воли) и составляет основу для них (10. 577). Святые отцы отождествляют сердце с духом, то есть с тем, что составляет разумную часть души. "Сердце - внутренний человек, - пишет епископ Феофан, - или дух, где само сознание, совесть, идея о Боге с чувством зависимости от Него всесторонней, вся духовная, вечно ценная" (36. 97). Непосредственная встреча человека с Богом совершается в сердце.

Поскольку сердце является принадлежностью разумной сущности человека, то главной задачей подвижнического совершенствования служит нормальное положение ума в его отношении к сердцу. Если помыслы возникают из сердца, то ум должен предохранить его от помыслов лукавых, направляя к помыслам добрым. Для лучшего преуспевания в духовном росте подвижники учат о необходимости постоянного внимания и трезвения (10. 581, 582).

Внимание проявляется в том, чтобы следить за состоянием сердца. Приобретаемое трудом и опытом внимание ума служит тому, чтобы следить за происходящим в сердце, то есть во внутренней жизни. Внимание всегда сопровождается бодрствованием, или что то же - неослабным напряжением сил, с целью охранения сердца от греховных движений для чистоты сердца. По учению святых отцов, "все в сердце, ибо что в нем, то и на деле" (37. 302).

После разрыва человеком живого союза любви с Богом гармония сил природы человека нарушилась и заменилась расстройством и дисгармонией. Греховное падение первого человека произвело в его природе противоречие духа и тела (Быт. 6, 3). Чувственность все более и более вступала в антагонизм с духовной сущностью человека. Одностороннее направление сил человека выразилось в страстях, которые стали его второй природой (10. 235). Епископ Феофан определяет страсть как болезнь воли, которая деспотически захватывает ее (37. 232). Преподобный Исаак Сирин, характеризуя страсти, говорит: "Когда вообще хотим наименовать страсти, называем их миром; а когда хотим различать их по различию наименований их, называем их страстями... Где страсти сии прекращают свое течение, там мир умер" (15. 18). Почти все подвижники определяют страсть как сильное длительное желание, а желание - как осознанную потребность, испытанную по опыту ее удовлетворения. "Всякое злоупотребление, - пишет преподобный Максим Исповедник, - является страстью, поэтому не пища зло, но чревоугодие; не деторождение, но блуд; не деньги, но сребролюбие; не слава, но тщеславие; а когда так, то нет в природе зла, кроме злоупотребления" (18. 120). Следовательно, отличительной чертой человека в состоянии греховной поврежденности является обмирщенность, преобладающее содержание которой составляют земные интересы и предметы, которые принимаются человеком в качестве самоценных и самодовлеющих благ. Поэтому подвижники стремились отрешиться от всякой любви к миру, чтобы можно было иметь в сердце Божественную любовь. Слово Божие, заповедуя христианам любовь к Богу и ближним, настойчиво внушает им: "Не любите мира, ни того, что в мире" (1Ин. 2,15). По самому смыслу Священного Писания, христианство требует не отрицания и упразднения мира, а только того, чтобы христианин не принимал мира в качестве самостоятельного начала жизни, опасался его боговраждебного направления. Поэтому христианские подвижники, призывая отречься от мира, имели в виду грехи и страсти.

Грех враждебен человеческому духу, но тело и душа сочувствуют ему, льнут к нему, потому что облечены страстями. Добро и воля Божия возлюблены в духе, но тело и душа не сочувствуют им, отвращаются от них, или, если нет этого, не умеют делать добро и слушать волю Божию (37.12). Поэтому подвижнику приходится постоянно сопротивляться плохому и принуждать себя на добро (Мф. 11, 12). При этом необходимо хранить верность принятому направлению, не изменять ему, несмотря ни на какие препятствия.

Неослабное усердие, готовность проходить подвиг постепенного и всестороннего совершенствования в духе указанного постоянства и преодоления всех препятствий на этом пути есть то особое настроение, которое характеризуется у аскетов термином "ревность" (2Кор. 11, 2) (10. 569). Ревность есть добродетель, без которой ничто не делается доброе (5. 120). Ревности всегда сопутствует добродетель терпения, которая означает устойчивость, неизменность внутреннего "я" в отношении раз принятого направления религиозно-нравственной жизни без всякого колебания (Апок. 14, 12).

Большое значение в подвижнической жизни христианина уделяется труду, который понимается как способ осуществления власти человеческого духа над низшими силами и способностями человеческой природы путем употребления их на служение определенной идее. В труде подвижник находит целесообразное средство к преодолению и искоренению эгоизма, особенно духовной гордости, и приобретению таких добродетелей, как смирение, самоотречение, терпение и послушание. Поэтому трудолюбие является неотъемлемой частью аскетической жизни, средством самым целесообразным для приведения и удержания телесной природы человека в должном, нормальном положении относительно духа (10. 605).

Как уже было сказано, сущность страсти заключается в извращении естественных потребностей человека. Поэтому при борьбе со страстью подвижник должен обладать богатым духовным опытом, чтобы различать, где оканчивается неестественность в направлении и удовлетворении определенной потребности и где начинается ее нормальное удовлетворение (37. 185).

Если жизнь греховная характеризуется стремлением к удовольствиям, то противоположная ей жизнь - святая - должна быть, по учению аскетов, подвигом перенесения страданий и лишений. Отсюда отличительной чертой в жизни христианского подвижника является труд по переделыванию ветхого человека для достижения им вечной жизни. Для достижения этой цели христиане стараются подавить первое порождение греха - помыслы, стараясь с самого начала не дать им места возрастать в себе и приводить зло в действие, отсекая свои страсти, пока они еще молоды и не окрепли (10. 330).

Грех исследован аскетами-подвижниками от зарождения его до окончательного развития и превращения в страсть. Привычный акт греховного настроения души называется у аскетов помыслом. Это - зерно греха. Постепенно развиваясь и укрепляясь в душе человеческой, помысл переходит в греховное направление, а оно, в свою очередь, завершается во внешнем факте (27. 239).

Исходным началом зарождения греха аскеты считают представление, греховный прилог к страсти, но при духовном внимании за "внутренним человеком" этот прилог проходит бесследно, не задерживаясь в душе. Однако при остановке мысли на греховном представлении он становится содержанием мысли и переходит уже в помыслы, а помыслы опасны для духовного состояния души (27. 243).

Весь этот сложный, а иногда и длительный процесс, возникший под влиянием греховного прилога, заканчивается полной и определенной направленностью помысла в добром или злом направлении. Зло и добро, по преподобному Иоанну Кассиану, есть не что иное, как только различные направления воли: первое - к абсолютности самости; второе - к основанию своей жизни и бытия в жизни Божественной. И если христианство призывает человека вступить в Царство Божие, то есть в царство добра и жизни, значит, человек должен именно на это направлять свою волю (32. 90).

Греховная страсть есть факт психологический и волевой по преимуществу, поэтому борьба против страстей сосредоточивается в области психической и направляется к оздоровлению греховной воли. Против каждой страсти, по учению подвижников, есть определенная добродетель: против чревоугодия - пост, против сребролюбия - милостыня и т.д. Нравственно-ценным и благотворным для духовной жизни признается лишь соединение сердца с любовью к добру и ненавистью ко злу.

Во Христе распинается ветхий человек, а это значит, что попирается и уничтожается только эгоистическое, себялюбивое начало в человеке. Из его природы изгоняется и решительно устраняется все злое, нечистое, страстное, унижавшее человека и делавшее его рабом похоти и сластолюбивых пожеланий. Поэтому истинно человеческое, освободившись из-под гнета себялюбия и страстности, напротив, получает возможность полной и бесконечно возрастающей жизни, являясь во всей красоте и неповрежденном совершенстве (Рим. 6, 11) (10. 367).

Сознавая свое горделивое "я" истинным виновником падения, подвижник при содействии Божием принимает решение отказаться от своей воли, от своего "я", поскольку свою волю он считает извращенной. Но отрекаясь от своей воли и от своего "я" ради христианского совершенства, человек не теряет своей личности. Именно в акте самоотречения личность является в своем истинном свете, очищенная от чуждых ей примесей горделивого самовосхваления, возвратившая свое достоинство.

Отсечение своей воли - это не апатия, когда человеку все безразлично. Апатия - состояние патологическое, тогда как христианское отсечение воли - состояние нормальное, есть расцвет нравственного здоровья (27. 377). Самоотречение понимается подвижниками как отсечение своей греховной воли и отказ исполнять волю своего извращенного "я", подчинение своей воли Божией воле (15. 172-173).

Самоотречение всегда проявляется вовне как деятельное начало любви, как жизнь в Боге и ближнем, но не в самом себе. По учению подвижников, это состояние любви представляется как внутреннее горение духа, когда человек, можно сказать, одержим любовью настолько, что если бы можно было - он всякого человека укрыл бы в своем собственном лоне, не делая различия между худым и добрым. Это очень наглядно показано в классической схеме преподобного аввы Дорофея, где изображен замкнутый круг - мир, в центре - Бог; от жизненной окружности к центру идут радиусы - пути людей, и чем люди-радиусы больше приближаются к Богу, тем ближе они и друг к другу, и наоборот (6. 617).

Любовь как начало жизненное и созидающее проявляется в делах милости духовной и телесной. Но те и другие проявления любви приобретают нравственное значение только в той мере, в какой они всецело являются выражением любви и имеют целью утверждение любви, как, например, молитва, которая является одним из христианских подвигов (7. 178). "Непрестанно молящийся Богу, - учит преподобный авва Дорофей, - если и сподобится совершить что-либо доброе, знает, почему он совершил это, и не может возгордиться, потому что все успехи приписывает Богу. Он со смирением молится, и чем более преуспевает в добродетели, тем более всегда смиряется" (6. 607).

Молитва является связующим звеном человека с Богом, она носит в себе духовную силу, разрушает преграду между землей и небом, между человеком и Богом, между духом и плотью, приближая человека к Богу и людям (6. 332). Любовью и молитвой уничтожается греховная язва гордости. Молитва за ближнего является актом сострадания и любви к нему, а где сострадание и любовь, там ни раздражительность, ни злопамятство, ни всякая другая страсть не могут иметь успеха (6. 623).

Каждая добродетель связана с другой как звенья одной духовной цепи. В основу всех добродетелей подвижники полагают любовь к Богу и ближнему (Лк. 10, 27) как залог постоянства христианской нравственной деятельности и вечной жизни. Деятельная любовь к ближнему постоянно более и более очищает дух человека, делает его способным к чистой и истинной любви к Богу. Такой путь восхождения к высшей степени нравственной жизни есть самый законный (16. 102-109, 129-135). Созерцание и деятельность - два неразрывно взаимно обусловленных элемента христианского спасительного пути. А это значит, что любовь к Богу является не только созерцательной, но и деятельной. Деятельная любовь к Богу проявляется и осуществляется в жизненном реальном служении благу людей.

Христианство не отвергает заботы человека о самом себе, так как она естественно связана с самой природой человека, с его личным существованием, духовным и физическим (Еф. 5, 29-30). Эту заботу природа ставит исходным пунктом и критерием любви к ближнему. "Возлюби ближнего твоего, как самого себя", - гласит евангельская заповедь (Мф. 22, 39). Поэтому аскетизм стремится постепенно возвести человека к такому нравственному состоянию, чтобы он видел в другом, себе подобном, не средство, а цель своей жизнедеятельности (Флп. 2, 4). Проникнутая смирением любовь к ближним простирается на всех людей без различия их национальности, убеждений, религиозных воззрений, образа жизни и поведения. Подвижник любит и грешников, не пренебрегая ими за их недостатки, считая причиной их заблуждения неведение Бога.

Подлинная чистота сердца, к которой стремится подвижник, заключается в том, чтобы видеть всех людей хорошими, когда уже никто и ничто не представляется ему скверным. При таком состоянии аскет проникается жалостью не только ко всем людям, но и ко всему творению. Преподобный Исаак Сирин пишет: "Сердце милующее возгорится о всем творении: о людях, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари, так что при воспоминании о них глаза у человека источают слезы" (15. 253-254).

Сын Божий сошел на землю, чтобы спасти людей. Он воплотился не для того, "чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него" (Ин. 3, 17). Для нашего спасения Спаситель дал нам Свои животворные заповеди. Он не раз повторял в Евангелии условие: "Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви" (Ин. 15, 10). Следовательно, доброделание, то есть исполнение Христовых заповедей, есть необходимое условие спасения и пребывания в Божественной любви. "Подвиги, - пишет святой Марк Подвижник, - не суть что-либо особое от заповедей. Они суть заповеди. Покажи мне подвиги кроме заповедей. Если укажешь на молитву - это есть заповедь; если скажешь о низложении помыслов - и это заповедь (трезвитеся и бодрствуйте); если о посте и бдении - и сие тоже есть заповедь; если укажешь на самоумерщвление - и это заповедь (да отвержется себя); и какое бы ни сказал ты дело подвижнической добродетели, все они суть заповеди" (5. 486).

Вечная жизнь - это есть живое, а не рассудочное познание Бога. "Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа" (Ин. 17, 3). Бог познается не рассудком, но сердцем человека, исполняющего заповеди Евангелия и любящего Бога. "Опытное познание Бога, - пишет патриарх Сергий, - очевидно, вполне не может быть названо жизнью, поскольку оно не работа только рассудка, а именно переживание, ощущение жизни Божественной в себе самом" (25. 94).

Итак, сам процесс спасения с положительной стороны состоит в соединении со Христом через веру, молитву, таинства Церкви и делание заповедей, а с отрицательной - в борьбе с грехом посредством аскетического подвига. По словам преподобного Симеона Нового Богослова, это и есть "воскресение души в сей жизни" (26. 47).

В жизни Церкви ничто не совершается механически, но все требует сознательного и свободного усвоения. Усвоение каждой конкретной личностью плодов искупительного подвига Иисуса Христа осуществляется через участие человека в таинствах Церкви, имеет в качестве своей сотериологической предпосылки умирание "ветхого" человека и воссоздание "нового", живущего не по плоти, а по духу.

По внутреннему характеру своего содержания спасение не может быть ни отделено от нравственности, ни противопоставлено ей.

Нравственные принципы получают внешнее оправдание и смысл, если они ведут человека к спасению, к достижению им идеальной нормы своего бытия. Стремление к идеальной полноте личностного бытия как к высшей цели, стоящей перед человеком, предполагает непрерывное нравственное совершенствование человеческой личности в динамике ее внутреннего роста и духовного восхождения. В онтологическом смысле спасение есть синоним святости; святость же не есть однажды и навсегда достигнутое состояние совершенства, как нечто застывшее и неподвижное. С точки зрения православного понимания святости, человек всегда в движении, всегда в пути. На этом пути нет принципиального различия между тем, что предлагается общечеловеческой этикой, и требованиями Евангельского нравственного закона. Различия могут быть усмотрены лишь в хронологически-иерархической последовательности ступеней духовного восхождения. Общим же для этики и аскетики является то, что ими предполагается единый путь духовного совершенствования, объективный сотериологический характер которого нисколько не зависит от того, как он будет по-человечески интерпретирован. В опыте православного подвижничества общечеловеческие нравственные нормы получают новый коэффициент, их до бесконечности возвышающий и придающий им высший авторитет и безусловный обязательный характер.